Змеиная гора - Страница 29


К оглавлению

29

– Полно, батюшка! О твоих стрелках слава не то что до Владимира, до Ярославля и Новгорода дошла.

– Не подлизывайся, Мартынка! Делай, что велю! Я лично каждого буду проверять! Ну все, пойди, присмотри за тем купчишкой, чтоб мастеров моих не обманул, надо будет, так пригрози. И заодно Наума отвлеки, а то вцепился в купчишку, словно репей. Боюсь, ненароком зашибет.

Мартын хохотнул:

– А не зашибет – так я помогу… – И, увернувшись от моей затрещины, выскочил в дверь.


Оставшись один в мастерской, я закрылся на все замки и засовы, захлопнул ставни на окнах и зажег фонарь. Надев на руки перчатки, нащупал за полками с инструментом неприметный кирпич и, вынув его из кладки, дернул потайное кольцо замка, спрятанное под ним. Бесшумно, удерживаемые только противовесом, опустились в углу две половицы, открывающие узкий проход на внутреннюю лестницу башни. Лестница была такой узкой, что пройти по ней я мог только боком. Триста семьдесят ступеней в глубокое подземелье, десять коварных, смертельных ловушек, способных размолоть человека в фарш. Пять дверей со сложными механическими замками, да так хитро устроенными, что если не закрыть первую дверь, последняя, железная будет вовсе неприступна, а при попытке взлома похоронит вора под грудой камней. За последней дверью – каменный лабиринт, несколько просторных комнат с припасами, колодезный зал. Мой личный бункер, скрытый от посторонних глаз. Тоннели лабиринта тянулись под землей на несколько сот метров и имели несколько выходов. Один из них на обрывистом берегу реки. Там был вырыт, закрыт решеткой и тщательно замаскирован грот с большой лодкой на случай экстренной эвакуации. Второй выход – в лесной чаще. Ближе к болотам, где располагалось логово оборотня. Здесь же, в глубоком подземелье, я хранил всю казну, небольшой оружейный склад. Почти два года ушло на то, чтобы сделать эти подземелья. Об их существовании знали немногие, и уж точно никто не знал, как в них войти. Секции и уровни лабиринта делались отдельно, а после завершения закапывались. Мне потом самолично приходилось открывать проходы, последовательно соединяя их в разветвленную сеть.

В последней комнате, той самой, где хранилась казна и особо ценные вещи, был сейф. На самом деле ничего ценного, возможно, с точки зрения здешних людей в сейфе не хранилось. Расчистив место на столе от пыли и мелкого песка, я поставил фонарь и открыл тяжелую створку стального ящика. Любого вора после всех стараний, если он, конечно, выживет и доберется досюда, ждет лишь разочарование. Толстенная, весьма потертая за годы «Энциклопедия забытых рецептов» – книга, сделавшая меня особенным в это мире, тугой валик пергаментов, с личными записями и рецептами.

Существующее в единственном экземпляре кремневое ружье, кожаный ремень с латунной солдатской пряжкой и железная подставка с камертоном. Тот самый камертон, а точнее сказать – прибор, который выбросил меня в это дикое Средневековье из уютного XXI века. Неизвестно кем созданный, случайно попавший в мои руки инструмент, круто изменил судьбу, и теперь, как мне кажется, не только мою. Сколько отчаянных экспериментов я проводил над этой чертовой железякой. Как только ни пытался запустить скрытый в металле механизм – ничего не получалось. Прибор был словно одноразового использования: выполнил свою миссию и больше ни на что не годился. Он сделал свое дело и теперь стал просто артефактом неясного назначения. Не осталось надежды вернуться в свое время. Я знал это, догадывался, но не мог поверить. Не мог принять тот факт, что мне суждено жить и умереть в этом времени, не имея возможности заглянуть в будущее.

Хоть на короткий срок вернуться в тот мир, откуда я пришел. Не знаю, зачем я хранил прибор, если можно его так назвать. Не пытался уничтожить и совершенно перестал проводить эксперименты над ним. Сдался, скис, смирился с участью. С другой стороны, если отбросить эмоции и скулеж и трезво взглянуть на ситуацию – устроился я совсем неплохо. По местным меркам я олигарх, хоть и имеющий дурную славу колдуна и злодея, но все же прижившийся в чужом мире. Мне достает наглости указывать местной знати, князьям и духовенству. Старейшин родов собираю на совет и поучаю, как детей малых. Я забыл собственную речь. Давно не использую слов, которые прежде в моем лексиконе были обычны. Приобрел много нового, обучился. Грех жаловаться, за возможность испытать подобное приключение многие в моем веке отдали бы полжизни, не задумываясь, а я недоволен. Хотя не могу себе представить, что было бы, если бы на моем месте оказался кто-нибудь другой. Ребят из клуба реконструкторов, что так рьяно ковали себе средневековые доспехи, ждали бы здесь разочарование и тоска. Дни и ночи изнурительной работы, выживание без всякого налета романтики. Неготовый терпеть тяготы суровой жизни, избалованный жизнью в городе человек, может быть, не такой наглый, как я, – пропал бы. Не скажу, что я очень уж удачная кандидатура на то, чтобы отправиться в бессрочную командировку в XIII век, но, честно признаюсь, среди своих знакомых я бы мало кому дал больше шансов. Во мне странным образом сочлись многие способности и навыки, ставшие в этом времени просто уникальными. Значит ли это, что выбор прибора был не случаен? Что это? Судьба, предназначение? Я не верю! Но мои стенания тщетны, и сдвигов не предвидится, если только я сам не захочу что-то изменить. А изменить непросто. Очень сложно ломать устоявшиеся традиции, обычаи, привычки. По мнению многих, здесь я совершил революцию, прорыв в социальной и политической структуре. Развил технологии и науку, о которой прежде и речи не шло. В то время как в Европе только появляется цеховое производство, зачинаются гильдии ремесленников, я уже налаживаю конвейер в цехах, взращиваю зачатки промышленности. Насыщая новейшими разработками архаичное общество, я впрыскиваю некий экстракт, способный дать сил не только отдельному княжеству, но и всему пока что еще не существующему государству.

29